Не дай тебе бог говорить о любви в смсках,
И в письмах читать между строк в коридорах осенних.
Не дай тебе бог не найти подходящего места,
Точнее найти – и все время жалеть о соседнем.

Маргарита

Светофоры всегда одиночки.
И во все свои ночи и дни
так не вовремя красные точки
на пути моём ставят они.
Я спешу. Мне бы тот перекрёсток
проскочить поскорее успеть,
пока грустный фонарь-переросток
не пролил вновь горячую медь
на бетонную мокрую кожу
раскалённого летнего дня.
Я всего лишь случайный прохожий,
не задерживай снова меня!

Снова улицы как коридоры,
суетливою спешкою жизнь.
Люди тоже порой светофоры:
просят взглядом нас:
- Остановись…

её же

о любви
Не будет тебе ни слова, ни пустыря,
Ни старых друзей, ни нового словаря,
Не будет тебе ни элоя, ни дикаря,
По-честному говоря.

Не будет тебе ни котлов, ни колоколов,
Ни ангельских крыльев, ни на колу голов,
Ведь ты - обычный рутинный дневной улов,
Который не стоит слов.

Не будет ничего, чего нет вокруг,
Ни жгучего горя, ни боли, ни теплых рук,
Когда ты откроешь окно - вот нехитрый трюк,
Когда приготовишь крюк.

Поскольку все то, что ты - это лишь сейчас,
Сквозняк в переходе, слеза, на ветру свеча,
Условный стук, которым в окно стучат,
Остывший под утро чай.

Когда ты был мал, казалось, что ты велик,
И сделаешь все, но мать тебе не велит,
А вырос - и понял, что кажется, крепко влип,
И в камень подножный влит.

Казалось, что детство страшнее иной тюрьмы,
Что станешь постарше - и выберешься из тьмы,
Кривы зеркала, умирают, увы, умы.
А взрослые - это мы.

И нужно готовить ужин, потом обед,
Ходить в сбербанк, платить за тепло и свет,
Стирать со стола полночный кофейный след,
И ты не велик, о нет.

И ты не велик, и все тебе велико,
Зарплата, постель, квартира под чердаком,
И те, кто был знаком или не знаком,
Тоска не поймешь о ком.

Идешь на службу, когда вся округа спит,
Ты все это знаешь, ты накрепко сбит и свит,
Но если ты о смерти, то поживи,
Ведь я тебе о любви.

Ведь я о любви средь всех этих скорбных троп,
Свеча на ветру. Она тебя ждет в метро,
Ее обходят толпы и лохотрон,
И сотни других ветров.

Она тебя ждет, сжимает в руках ключи,
Ищи ее молча, лови ее, не кричи,
Ее лицо, ее огонек свечи,
Среди неживых личин.

Не будет ни бога, ни ангелов, ни чертей,
Ни гурий, ни викингов, ни изможденных тел,
А будешь лишь ты, кто здесь, вопреки черте
Увидел то, что хотел.

И черт с ней с судьбой, теорией половин,
С дрожащим светом, магией тонких вин,
Ну, просто смерть - ее зови-не зови,

А я тебе о любви.

* * *

Будь, пожалуйста,

               послабее.

Будь,

пожалуйста.

И тогда подарю тебе я

чудо

   запросто.

И тогда я вымахну -

                    вырасту,

стану особенным.

Из горящего дома вынесу

тебя,

сонную.

Я решусь на все неизвестное,

на все безрассудное -

в море брошусь,

             густое,

                  зловещее,

и спасу тебя!..

Это будет сердцем велено мне,

сердцем

      велено...

Но ведь ты же

сильнее меня,

           сильней

и уверенней!

Ты сама

       готова спасти других

от уныния тяжкого,

ты сама не боишься

                ни свиста пурги,

ни огня хрустящего.

Не заблудишься,

             не утонешь,

зла

не накопишь

Не заплачешь

          и не застонешь,

если захочешь.

Станешь плавной

              и станешь ветреной,

если захочешь...

Мне с тобою -

такой уверенной -

трудно

     очень.

Хоть нарочно,

          хоть на мгновенье -

я прошу,

       робея,-

помоги мне

в себя поверить,

стань

    слабее.

Роберт Рождественский 1962

Николай Гумилев

Беатриче (1910)

I

Музы, рыдать перестаньте,
Грусть вашу в песнях излейте,
Спойте мне песню о Данте
Или сыграйте на флейте.

Дальше, докучные фавны,
Музыки нет в вашем кличе!
Знаете ль вы, что недавно
Бросила рай Беатриче,

Странная белая роза
В тихой вечерней прохладе...
Что это? Снова угроза
Или мольба о пощаде?

Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий -
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче.

Тайные думы поэта
В сердце его прихотливом
Стали потоками света,
Стали шумящим приливом.

Музы, в сонете-брильянте
Странную тайну Отметьте,
Спойте мне песню о Данте
И Габриеле Россетти.

II

В моих садах - цветы, в твоих - печаль.
Приди ко мне, прекрасною печалью
Заворожи, как дымчатой вуалью,
Моих садов мучительную даль.

Ты - лепесток иранских белых роз,
Войди сюда, в сады моих томлений,
Чтоб не было порывистых движений,
Чтоб музыка была пластичных поз,

Чтоб пронеслось с уступа на уступ
Задумчивое имя Беатриче
И чтоб не хор менад, а хор девичий
Пел красоту твоих печальных губ.

III

Пощади, не довольно ли жалящей боли,
Темной пытки отчаянья, пытки стыда!
Я оставил соблазн роковых своеволий,
Усмиренный, покорный, я твой навсегда.

Слишком долго мы были затеряны в безднах,
Волны-звери, подняв свой мерцающий горб,
Нас крутили и били в объятьях железных
И бросали на скалы, где пряталась скорбь.

Но теперь, словно белые кони от битвы,
Улетают клочки грозовых облаков.
Если хочешь, мы выйдем для общей молитвы
На хрустящий песок золотых островов.

IV

Я не буду тебя проклинать,
Я печален печалью разлуки,
Но хочу и теперь целовать
Я твои уводящие руки.

Все свершилось, о чем я мечтал
Еще мальчиком странно-влюбленным,
Я увидел блестящий кинжал
В этих милых руках обнаженным.

Ты подаришь мне смертную дрожь,
А не бледную дрожь сладострастья,
И меня навсегда уведешь
К островам совершенного счастья.

Николай Гумилев

Пьяный дервиш (1920)

Соловьи на кипарисах и над озером луна,
Камень черный, камень белый, много выпил я вина.
Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!

Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера,
Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра.
И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!

Я бродяга и трущобник, непутевый человек,
Все, чему я научился, все забыл теперь навек,
Ради розовой усмешки и напева одного:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!

Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья,
О любви спросить у мертвых неужели мне нельзя?
И кричит из ямы череп тайну гроба своего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!

Под луною всколыхнулись в дымном озере струи,
На высоких кипарисах замолчали соловьи,
Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!

* * *
прикосновение чем легче тем нежнее
наинежнейшее не задевает кожи
но продолжает быть прикосновеньем
но воплощает нежность в чистом виде
предвозвещая: кожа глиной станет
а нежность станет теплотой и светом
так нежность плоть к бесплотности готовит
и учит о бессмертии молиться

НАБРОСОК БРАЧНОГО КОНТРАКТА

А книги, если что, поделим так:
тебе -нечетные, мне - четные страницы
из тех, что мы друг другу вслух читали,
и поцелуем прерванное чтенье
возобновлялось полчаса спустя.
***

Дадим собаке кличку,
а кошке псевдоним,
окликнем птичку: “Птичка!”,
с травой поговорим,
язык покажем змею,
козлу ответим: “Бе-е-е!”.
Вот видишь, я умею
писать не о себе.

* * *

Быть собой — не втягивать живот,
не таить обиду и тревогу,
думать — жизнь прошла, и слава богу,
верить — слава Богу, смерть пройдёт.
***

Поцелуи прячу за щеку —
про запас, на случай голода.
С милым рай в почтовом ящике.
Ящик пуст. Молчанье — золото
предзакатное, медовое…
На твоей, моей ли улице
наши голуби почтовые
всё никак не нацелуются?

* * *
У меня сногсшибательные ноги
и головокружительная шея,
и лёгкое, удобное в носке,
не сковывающее движенья
тело, и ветреные кудри.
Лучезарны вечера в эмпирее,
но совместно нажитые утра
мудренее.

* * *

Утро вечера мудренее,
дочка — матери.
На какую же ахинею
время тратили —
спорили, можно ли в снег — без шапки,
в дождь — без зонтика.
Нет бы сгрести друг друга в охапку —
мама! Доченька!

* * *

Не затем ли столько времени
я сама себя морочила,
чтобы платье для беременной
доносить за младшей дочерью,
чтобы свадебное белое
одолжить у старшей? Разве я
всё для этого не делала?
Вот только волосы не красила…

* * *

Подростковая сексуальность… А разве бывает другая?
Любовный опыт… А разве бывает другой?
Знаешь, любимый, о чём я ночами мечтаю? —
Стареть за ручку и в обнимку с тобой.
Мы будем первыми стариками на свете,
которые целуются в лифте, на улице, в метро.
Знаешь, что я думаю о Хлое, Манон, Джульетте,
о их малолетних любовниках? — Что это старо.

* * *

Мужчина женщине родина.
Мужчине женщина путь.
Как много тобою пройдено!
Родной, отдохни чуть-чуть:
вот грудь — преклони голову,
вот сердце — лагерь разбей,
и будем делить поровну
сухой остаток скорбей.

* * *
* * *
время уступать место
тем кто мне уступает
место в общественном транспорте
в час пик

* * *
Я не выброшусь из окна,
я не люблю мусор под окном,
я ничего не выбрасываю в окно,
кроме фруктовых косточек — вдруг
примутся, прорастут?

***

Как вешаться не хочется,
как хлопотно стреляться,
как долго и как холодно
лететь вниз головой!
В порядке исключения
позволь в живых остаться
и помереть, как следует,
а не как Пушкин твой!
***
Я знаю, я хорошая,
я принцу пара,
принцесса на горошине
земного шара.

Вера Павлова

Распахну свое сердце настежь
От тревог и сомнений очищу
Вдохну истину вместо фальши
Радость выдохну вместо корысти

Станет душа просторным домом
Без стен, полов, потолков
Не сжечь его, не вскрыть ломом
Он открыт — ни дверей, ни замков

Пусть горит там как в храме лампадка
Маяком для тех, кто во тьме
Им любви своей было жалко
Впрочем, как и тебе, и мне

А сейчас я хочу, чтобы сердце
Расширяя свой небосвод
Поместило в себя вселенную
Вечных душ неземной хоровод

И пускай закружатся в танце
Птицы, духи, планеты, люди
Вы пришли сюда наслаждаться
Улыбайтесь, свободны буде

Нет в безмерном доме гостей непрошенных
И никто не пришел напрасно
В мире нет ни плохих, ни хороших
Есть счастливые и несчастные

Важно, чтоб сердце видело
Сквозь уныние и презрение
За озлобленностью и неверием
В каждом искорку чистого света

Чтоб открылось в груди око
Не моргая, ведало смело
Чтобы взглядом своим глубоким
Исцеляло, спасало, грело.

Отозвалось болью одиночества молодости 

в зрелом возрасте стих Лермонтова читается совсем по другому....когда цеплялось за строки: "Что же мне так больно и так трудно?", а сейчас совсем другие слова ложатся на душу 

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.

Михаил Лермонтов

Послушай, не пойми меня неправильно:
Мне нравятся живые. До конца.
Живущие в особом мире маленьком.
С особым выражением лица.

С какими-то особыми приметами,
С какою-то особой красотой.
С причудами, в фантазию одетыми,
И с маленькой несбыточной мечтой.

Они по миру поровну разбросаны:
Простые в сложном, сложные в простом.
Они живут рассветами и росами,
А ночью — улетают босиком

На лунные балы. Но обязательно
Наутро возвращаются домой,
Чтоб снова жить в особом мире маленьком,
И маленькой несбыточной мечтой

Будить себя, невыспавшихся, заспанных,
Усталых... но живее всех живых.
Их путают. С людьми в таких же масках. Но...
Мне кажется, что ты одна из них.

Магнер

Непонятно...
Мы разве не часть Вселенной?

SILENTIUM

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои!
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут они
Как звёзды ясные в ночи:
Любуйся ими и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи:
Питайся ими и молчи!

Лишь жить в самом себе умей!
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их заглушит наружный шум,
Дневные ослепят лучи:
Внимай их пенью и молчи.

Тютчев, 1854

Г  У  Р  У    (белый стих)

Твой гуру Рахат Лукум

И сладки речи его

Из всех лжепророков он лучший

Сперва говорит он:

“Не будь же,не будь же таким”

Потом скажет просто:”не будь!”

И правда-чего тут жалеть,

Цепляясь за памяти трещины

Что было не помнишь
Что будет не знаешь

Твой гуру Рахат Лукум

Адепт просветления и светлых одежд.

Надежд снова ждут от него,

Воплощения нескромных надежд

Ведь все-таки он на виду

И из всех лжепророков он лучший

Но вдруг,если звонкая капля дождя

Вырвет тебя из нирваны

И ты сможешь как прежде дышать,

Иногда вспоминая все это

Над раковиной в ванной

О, нет - не там;
О, нет - не здесь;
Найди дорогу сам!
Считай,
Сверяй,
Отмерь и взвесь
(не доверяй весам)!
О, нет - забудь;
О, нет - беги!
Плыви, лети, скачи!
Ползи, несись, катись, теки,
(и захвати мечи)!
о, нет, пускай!
О, нет, борись!
И рвись, мятись, грызи!
(За непосильное возьмись
И на гору вези)!
О, нет, не жди!
о, нет - люби!
Не спи! проснись! очнись!
(Из камня пей,
Сплеча руби!
Но к цели торопись)!